Православию, которое формирует в русском человеке способ мировидения, мироосмысления, определяет исконно русское понимание жизненных целей, - угрожают ныне две опасности.Одна из них откровенно выявляет себя, не прячется, не прикидывается тем, чем на деле не является, - это неприкрытая враждебность к полноте веры Христовой. Встречаются люди, страдающие явной аллергией к самому слову - Православие. Их можно пожалеть, но не учитывать исходящего от них недоброжелательства - нельзя. И это упрощает взаимоотношения с ними. Гораздо коварнее, однако, та угроза, которая пытается навязать себя как подлинно православную истину, пребывающую вне церковного учения, но оттого-то якобы и настоящую.

Одна ученая дама, доктор наук, профессор, всерьез сказала мне однажды: наша интеллигенция весьма сочувственно относится к Православию, но понимает его не так, как богословы. Выходило так, что есть некие зловредные особи, именующие себя богословами и придерживающиеся неких воззрений, которые они объявляют православными. Но которые от Православия-то далеки. Подлинным же христианским воззрением на мир обладает именно интеллигенция.

Известный литературный критик Валентин Курбатов, признаваемый в определенных патриотических кругах сугубо православным, едва ли не одним из оплотов подлинной веры, заявил недавно, что во всех религиозных исканиях следует слушаться не докторов богословия, а лишь собственного сердца. Опять-таки: весь вред от этих самых "докторов", как бы узурпировавших право вещать от имени Истины, но на деле лишь уводящих от нее.

Но вот авва Дорофей, вопреки Курбатову, советует: "Будучи страстными, мы отнюдь не должны веровать своему сердцу, ибо кривое правило и прямое кривит". Церковь, имея попечение о духовном возрастании человека, дает нам молитву, вменяя каждодневно (в утреннем правиле) повторять и тем понуждая памятовать, что "скверные, лукавые и хульные помышления" идут "от окаянного моего сердца и от помраченного ума моего".

Да, именно сердцем может человек Бога узреть, но - чистым сердцем. Так учат нас Заповеди блаженства. Вот где ключ ко всему: можем ли мы с уверенностью сказать, что сердца наши чисты и не помутнены, не искривлены страстями? Но так ли легко признать, что чистоты-то мы и не имеем? Легко ли сознать окаянное свое сердце и помраченный ум свой? Да наша же гордыня нам того и не позволяет.

Интеллигенция всегда страдала этим недугом - гордынею рассудка. И всегда эту гордыню признавала высшим судией во всех сомнениях и спорах. И часто вносила этот дух в осмысление великих духовных истин, подменяя их нередко весьма причудливыми построениями собственного помраченного ума. Помимо того, она всегда отстаивала свою якобы свободу, не сознавая, что необузданная свобода, за которую она так ратует, есть свобода проявлять прежде всего греховные помыслы и страсти.

И вот создается некое мировоззрение, которое можно бы назвать "православием без берегов", "православием самочинным", не признающим никаких критериев истины, кроме собственных претензий и собственного невежества.

Но как бы ни тяжело было нашей гордыне, нужно признать, что нет иных критериев Православия, которые бы пребывали вне Священного Писания и Священного Предания Церкви Христовой.

Не худо бы советоваться с теми, кто житием своим свидетельствовали о чистоте собственного сердца, - со Святыми Отцами Церкви. Однако и тут интеллигентская рассудочность, протестантская по духу, не желает смириться. Публицист М. Антонов не усомнился заявить: у нас христианство, а не святоотечество. Это характерно ныне для многих: отвергнуть Отцов (и тем самое Церковь ведь), признавая высшим авторитетом лишь здравый смысл собственных измышлений, ту самую мудрость мира сего, которую Апостол назвал безумием перед Господом. Для гордыни безумия этого - что там Святые Отцы!

И уж тем более что церемониться с какими-то докторами богословия? Сами все лучше знаем.

Из этого источника питается нынешняя кампания против профессора А.И. Осипова, одного из ведущих богословов нашего времени. Не знающие и малой доли того, что освоил Осипов, его самочинные критики ничтоже сумняшеся увидели в нем едва ли не вдохновителя всех мыслимых и немыслимых ересей. Не только невежество, но и нечистоплотность приемов используют в своей борьбе эти не по уму ревнители веры. Так, Осипову (как и другому доктору богословия, профессору М.С. Иванову) вменяется в вину распространение на занятиях в Московской духовной академии некоторых еретических учений, например, несторианства. Да, нужно признать, что ереси порою можно услышать в лекциях наших профессоров. Только не будем спешить с обвинениями. Есть такой "обучающий прием": педагог на занятиях намеренно сообщает ученикам своим неверные мнения, выдавая их за правильные. Он может сказать, к примеру: дважды два - пять. Ученики начинают самостоятельно (а учитель их побуждает к тому) высчитывать верный результат, и добытая таким путем истина намного ценнее, нежели воспринятая со стороны без собственных усилий. Я знаю, что профессор Осипов (как и иные, впрочем) нередко использует этот прием. Строить на таком основании обвинения - неумно и нечестно.

Те, кто пытается обличить "зловредных богословов", отказываются понять, что богословие как наука отличается от всех прочих научных дисциплин, естественных и гуманитарных. Если в любой науке подлинный ученый должен вписать в нее что-то новое, свое (мера этого нового зависит от научной одаренности), то богослов ничего самочинного вносить не должен, ибо христианское вероучение есть учение не эволюционирующее, а самораскрывающееся. Христос Спаситель дал человечеству в полноте все то, что необходимо для домостроительства спасения. Святые Отцы (подлинные и великие богословы - не нам, грешным, чета) не внесли в учение ничего сверх данного Божественным Учителям, но лишь раскрывали Откровение в применении к конкретным обстоятельствам земного бытия.

Но так хочется ведь и от себя что-то внести, а богословы со своею косностью и отсталостью мешают тому. Долой богословов! Тогда и гордыню потешить никто мешать не станет.

Богословы же, обретая критерии оценки всех явлений современной им жизни в Писании и Предании, применяют эти критерии при разрешении всех сомнений, коими так изобильно наше бытие. И еще богословы знают: все ереси пошли именно от самочинных толкований Откровения, когда не Церкви, а лишь собственному разумению вверялись погрязшие в гордыне ересиархи. Заметим, что именно этот источник питает и все нынешние обновленческие поползновения, угрожающие сегодня духовному здоровью Церкви нашей.

То "новое", что пытаются внести в церковную жизнь во всех ее сферах ревнители свободы, вовсе не безобидно для духовного здоровья человека, но отстаивается с жестким упорством, переходящим в обвинения всякому, кто противится насаждаемым нововведениям.

Вспоминаю один эпизод, случившийся на международной конференции по Достоевскому, участником которой мне довелось быть года три или четыре назад. Конференция проходила в Старой Руссе. После завершения научной части конференции все погрузились в автобусы и отправились в Новгород, где обещалось "посещение службы". Мы прибыли в Юрьев монастырь, когда в храме уже начался Евхаристический Канон. К сожалению, иные служители Церкви, заискивая перед интеллигенцией, потакают ее претензиям. Сопровождавший нас старорусский батюшка вопросил: кто желает причаститься? Желающие объявились. Священник отвел их в сторонку, наскоро накрыл каждого поочередно епитрахилью (ни на что иное времени не оставалось), благословляя на приобщение Святых Тайн. Гордые собой, люди подошли к Чаше. Чувствовалось, что они ожидали если не восхищения своим поступком, то умиления по крайней мере.

На робкое мое замечание, что нельзя профанировать Таинство, мне возмущенно ответили, что я не люблю людей, ибо они хотят причащаться, а я закрываю им дорогу к Богу, что я душитель свободы, мечтаю вернуть сталинские порядки, что нельзя стеснять человека какими-то условными формальностями, а, напротив, надо всячески облегчать ему его порывы. Некая дама заметила, что я пытаюсь насадить нравы партийного собрания. На партсобраниях я не бывал. Ей, вероятно, те нравы более знакомы, но вся подобная демагогия, нужно заметить, весьма характерна для нынешней либеральной интеллигенции. Она, интеллигенция, живет всегда по законам двойной морали: "себе дается власть и сила, себя наверх, других под спуд", как писал о том князь Вяземский еще полтора века назад. Себе позволяется делать что угодно, но горе тому, кто посмеет возразить даже против некоей малости: его тут же причислят к душителям, сталинистам, бериевцам, ждановцам и пр. Свобода признается только для себя.

Вот иной пример. В последнее время оживилась кампания по "реабилитации" Льва Толстого: только что минуло сто лет его отлучению от Церкви. Церковь обвиняется в том, что она посмела осудить великого писателя, тогда как никто не имеет права обвинять в неправославности взглядов кого бы то ни было. Теперь громко звучит призыв "снять проклятие" с гения русской литературы и признать совершенную столетие назад ошибку - "ради всеобщего примирения".

Во-первых, гениальности Толстого никто никогда не отвергал, да это и невозможно никакими постановлениями и определениями никакой власти. Во-вторых, анафема не есть проклятие или судебный приговор, так что невозможно снять и отменить то, чего не было. Анафема - это предание человека на окончательный суд Божий, поскольку Церковь не может осуществлять духовное попечение в деле спасения человека, ибо он сам отверг ее благодатную помощь в том. (Заметим попутно, что чин анафематствования с церковного амвона по отношению к Толстому никогда не применялся, так что знаменитый рассказ Куприна "Анафема" - сущая выдумка.)

Остается лишь вопрос: православно ли учение Толстого и кто может судить о том? Иметь суждение может всякий, кто знает основы православного вероучения, а также мировоззрение Толстого и кто способен их сопоставить. (Для этого, к слову, даже необязательно быть православным или толстовцем). Писатель и сам многажды заявлял о своем неприятии церковного православного учения, церковной жизни вообще. Но может, и он ошибся?

Одно лишь отвержение Воскресения Христова выводит Толстого за пределы церковной ограды. Толстой отвергал бытие Божие как бытие Творца и Вседержителя; отвергал догмат о боговоплощении; учение о Пресвятой Троице объявлял нелепостью; высмеивал понятия Божественной Благодати, Промысла; церковные Таинства, на которых основана жизнь Церкви, приравнивал к суеверию и колдовству. Можно бы еще многое перечислить, но и названного достаточно. Должно признать право Толстого на подобные воззрения, но надо же признать и справедливость того, что эти взгляды ничего общего с Православием не имеют. Отмена определения Святейшего Синода, к чему теперь призывают, была бы признанием именно православности толстовского учения, а это нелепость. Почему такая нелепость должна привести "ко всеобщему примирению", кто бы объяснил?

Ревнители самочинного православия всегда стремились, стремятся и будут стремиться к размыванию границ Церкви. Это началось еще во времена Мережковского, вдохновителя религиозно-философских собраний в начале XX века. Истинная идея тех собраний - наставить Церковь на "путь истинный", подправить ее деятельность на основе интеллигентских рациональных домыслов - обнаружилась сразу, и оттого сама затея весьма скоро кончилась ничем. Но слишком привлекательно понимание свободы как своеволия и вседозволенности, чтобы стремление к такой свободе ослабло в либеральной среде.

Представим себе: что начнется, если вдруг отменить правила дорожного движения? Вот на то же самое хотят обречь и православную жизнь.

При размытости церковных границ неизбежно прийти к полному смешению вер, к экуменизму, а затем к крайнему синкретизму. Это уже становится "религией" для ревнителей самочиния в Православии - практика слишком откровенна. Необходимость Церкви вообще начинает отвергаться: достаточно ведь одного сердца.

Для всякого же православного: вне единой Святой Соборной и Апостольской - Православной! - Церкви спасение невозможно. Из этого непреложно вытекает, что вне Церкви нет и полноты Истины Христовой. Разрушить понимание этого весьма выгодно прежде всего врагу рода человеческого: чем больше погибающих удалится от спасения, тем ему лучше. Зачем же принимать участие в этой дьявольской игре? Конечно, многие делают это бессознательно, обольщаясь привлекательными, но фальшивыми ценностями. Однако результат, сознавай то или не сознавай, все равно будет один - духовное сиротство.

По материалам сайта "Газета Труд"