Протоиерей Максим Козлов, настоятель храма св. мученицы Татианы

-Мы проводили нашего дорогого друга, соработника и сомолитвенника. К тому, что уже было сказано, мало можно добавить о том вкладе, который внёс Михаил Михайлович в нашу науку – и церковную, и светскую. Скажем одно: вне зависимости о того, соглашаться с или не соглашаться с тем, что было написано в его трудах, ни один исследователь русской литературы не будет честен, если в багаже прочитанных им книг не будет работ почившего профессора.

Хотелось бы сказать о том, что, может быть, не так было приметно при жизни Михаила Михайловича. Господь судил мне знать его с самого конца восьмидесятых годов, ещё до начала его трудов в Московских духовных школах, а потом, с самого открытия храма св. мч. Татианы в 1995 году, Михаил Михайлович все эти годы был здесь. Несомненно, что в конце его жизни главной его любовью была Лавра преподобного Сергия и Московская Духовная Академия. Он и поселился в Москве таким образом, чтобы беспрепятственно можно было добираться туда. Он не раз говорил в непростых жизненных обстоятельствах, что всего другого готов был бы лишиться, но просит Бога об одном: до конца дней трудиться в Московской духовной академии. И Господь исполнил прошение верного своего раба. Он любил лаврское богослужение. Все эти годы каждый раз перед наступлением Рождества Христова и Пасхи он на неделю или более уезжал из городской суеты и проводил эти дни в молитве. Это было не какое-то формальное исполнение обычаев – было видно, что он не мог по-другому.

Он был в самом глубоком, в самом правильном смысле слова человеком благочестивым. Не было службы субботней или воскресной, когда он находился в Москве и не пришёл бы в храм. Никогда не опаздывая, он приходил на всенощное бдение, тихонько становился в алтаре и никогда не уходил до конца службы. Это было каждую субботу, каждое воскресенье, каждый большой праздник. В этом отношении он был образцом того, как нужно относиться к богослужению. Он благоговел перед Таинствами Церкви. Усвоив ещё Синодальную практику, что христианин к принятию Таинств готовится ответственно и причащается нечасто, он был примером того, как нужно готовиться к принятию Святых Христовых Таин. Но было видно: в последние годы душа и сердце его стали просить более частого прибегания к Святыне Тела и Крови Христовых. И было так радостно видеть его всякий раз после приобщения Святых Христовых Таин!

Он был человеком очень чистой души. Никогда, ни в каких случаях мы не слышали от него недоброй или нечистой шутки: он не улыбался и не радовался тому, что иные люди могут когда-то себе позволить. Было видно, как обижало, как ранило его душу всякое некстати и неблагоговейно сказанное о святыне слово.

Он был человеком нестяжательным. Многие годы мы видели его в одном и том же костюме, в одном плаще. У него не было каких-то пристрастий, желания тратить деньги на что-то мирское. А теперь можно сказать и о том, о чём никогда не говорили при его жизни: полученные за свои труды деньги он тайно жертвовал в наш и другие храмы.

Михаил Михайлович был неотъемлемой частью нашего храма. Нам трудно будет представить, как мы войдём в алтарь, а он не будет стоять там. Студентам, думаю, будет так же трудно представить, кто может читать лекции, которые вёл он. Его кончина была такой, которую можно пожелать каждому христианину. Господь дал ему испытание болезнью в последние годы, и он эти страдания переносил с христианским терпением. Временами ему было трудно подняться по ступенькам для того, чтобы дойти до алтаря, но он шёл на богослужение. Иногда он не мог стоять и просил: «Можно я посижу?» – у него сил не хватало стоять всё Всенощное бдение, но он приходил на службу, не оправдывая себя никакими немощами.

В последний этап болезни он готовился к предстоящей операции через неоднократную Исповедь и принятие Святых Христовых Таин. И потом, когда Господь дал ему прийти в себя за несколько дней до смерти, мы общались с ним. За три дня до кончины он вновь настоятельно просил священника исповедовать его и приобщить Святых Таин, что и было сделано.

Подлинно, Господь призвал Своего раба, труженика в Свои селения. Мы верим, что сейчас Михаил Михайлович встретится с теми, кого так любил: с преподобным Сергием, с теми из русских писателей, чью чистоту души и верность Церкви он старался свидельствовать в своих книгах. Будем же мы, уповая на Бога, хранить твердую, тёплую память о нём. Будем молиться о нём всю жизнь, будем просить его молиться о нас: и об учащих, и об учащихся, и о нашем храме, там, где душа его предстоит в вере пред Господом Нашим Иисусом Христом.

***

Также протоиерей Максим Козлов однажды заметил, что единственным достоинством последней квартиры профессора Дунаева было то, что она находилась рядом с дорогой из Москвы в Сергиев Посад. Во всём остальном это жилище было очень скромным, даже неудобным. Так же прост он был в общении: в Михаиле Михайловиче не было никакой тени озлобленности, никакого злопамятства. С ним можно было по многим вопросам не соглашаться и спорить, при этом оставаясь в прекрасных личных отношениях. «Михаил Михайлович никогда не переносил борьбу за взгляды на личное отношение к человеку».

 

Священник Владимир Вигилянский, клирик храма св. мученицы Татианы, руководитель Пресс-службы Московской Патриархии

- Сейчас у многих здесь стоящих двойственные чувства. С одной стороны, горечь утраты и щемящее чувство потери той свободы, той любви и той радости, которые свидетельствовал Михаил Михайлович перед всеми нами. И это свидетельство уже никем и ничем восполнить невозможно. Мы все осиротели.

С другой стороны, мы знаем, что Господь примет эту душу в селения праведных, и от этого радостно нам, и это – большое для нас утешение.

Некоторая двойственность была и в его личности, в его характере. Это один из самых умилительных людей, которых мне довелось знать. Добрейший человек, христианская душа, в которой было много детского по заповеди «будьте как дети», беззлобный человек, добродушный – это с одной стороны. С другой стороны, он был воином Христовым. Его выступления, лекции, его публицистика, многие книги свидетельствуют о том, что он был даже жёстким человеком, который не терпел никакой кривизны, никакой фальши, никакого восстания против заповедей Христовых. И он обличал именно это зло, эту кривизну выправлял своими выступлениями и всем своим трудом.

Эти качества сочетались вместе в одном человеке. Именно это и есть пример христианского бытия. Именно об этом я хотел сказать, дополнив ту историческую, общественную значимость Михаила Михайловича, о которой здесь говорилось. Он был сокровенным другом для многих и многих людей, но в нём не было духа компанейщины, который часто присутствует в людях.

Больно и радостно провожать нашего Михаила Михайловича. Не знаю, как у других людей, а у меня очень часто случайно вырывалось: «отец Михаил Михайлович»: в нём было много учительского и священнического. Я скорблю и радуюсь об уходе моего друга.

***

Также священник Владимир Вигилянский вспоминает, что Дунаев при нём трижды проповедовал в храме. Один раз отец Владимир попросту просил профессора сказать проповедь вместо него, на что Дунаев безропотно согласился – и просьбу выполнил блестяще. Вообще Михаил Михайлович познакомился с семьёй отца Владимира уже в то время, когда, по словам батюшки, «новые друзья обычно не появляются», но, несмотря на это, он стал их другом, и теперь «отсутствие его физически ощутимо».

 

Архиепископ Верейский Евгений, ректор Московской духовной академии

- Он был очень скромным человеком и никак не афишировал то, что его посетил недуг, нигде не заострял на этом внимание. Самое ценное - то, что его проповедь была построена на базе той классической литературы, которая является истинным богатством нашей культуры.

В прошлые годы атеистическая пропаганда сделала очень много для того, чтобы показать всё в совершенно искажённом виде. Будучи филологом, он сам занялся этим вопросом (непосредственно ему этого никто не поручал) для того, чтобы, проанализировав классическую литературу, с полной уверенностью сказать, что атеистами были немногие из русских писателей (естественно, он брал тех, кто имел какое-то отношение к христианству и православию). Это самое ценное, и его можно назвать миссионером на этом поприще.

Кто-то миссионерствует, произнося проповедь, другой ещё в каком-то направлении, но если говорить о направлении, которое базируется на нашей классической литературе - не знаю, кто ещё может так этим заниматься. Мы сейчас потеряли человека, который был миссионером на этом поле, очень важном, нужном, ценном, своеобразном.

***

- Известно ли, как будет продолжаться чтение курсов, которые вёл Михаил Михайлович?

- Нет, мы в размышлении. Могу сказать, что на данный момент у нас нет человека, который бы в полной мере заменил его. В этом плане профессор Дунаев был уникален.

 

Игумен Мелетий (Соколов), помощник ректора МДА

- Смиреннейший был человек. Я его за день до смерти посещал в больнице. "Я, - сказал он, - ничего не искал, ничего не просил. Всё принимаю, как из руки Божией". Перед смертью он подготовил книжку в одном томе - сокращённую версию его работы о христианстве в литературе. В течении месяца она выйдет; эту книгу выпустит Академия в память о нём.

 

 

 

 

 

 

 

Владимир Воропаев, профессор Московского университета

- В эти скорбные минуты трудно сказать что-то связное и глубокое. Я уверен, что значение Михаила Михайловича Дунаева в нашей культуре, в нашем литературоведении будет со временем возрастать. Для меня это несомненно, потому что он задал тот вектор, ту точку отсчёта, те координаты, без которых изучение русской литературы невозможно. В этом смысле он не был первопроходцем, но обобщил всё, что сделано до него. И все те, кто будет писать о русской литературе с позиций православия - а это, в общем, единственно правильный подход, поскольку нельзя изучать русскую литературу, не зная православной культуры - конечно, ориентироваться на труды Михаила Михайловича Дунаева. В этом смысле его значение будет только возрастать.

Я читал все рукописи его статей, которые были изданы в шеститомнике "Православие и русская литература", по мере сил старался помочь ему советом. Я очень дорожу дружбой с Михаилом Михайловичем и считаю, что этот труд - фундаментальный, настоящий научный труд, который задал тот тон изучения, который и в дальнейшем будет ведущим в литературоведении.

 

 Валентин Лебедев, главный редактор журнала «Православная беседа», директор издательства «Христианская литература», впервые издавшего монографию «Православие и русская литература»

- Сказать, что кончину Михаила Михайловича можно определить обыкновенным человеческим словом «жалко», на самом деле нельзя. Как сказал один по-настоящему духовный человек в эти дни, Михаила Михайловича абсолютно не жалко: он был готов к тому, чтобы предстать перед Богом, Которому так верно и талантливо он служил всю свою жизнь.

С самого начала основания «Православной беседы» в 1991-м году и до последнего дня - даже в больнице - Михаил Михайлович был занят распространением последних номеров. Все 18 лет, будучи известным профессором, автором, лектором, который ездил по стране, он работал в нашем журнале, а не просто числился членом редколлегии, как это часто бывает.

Нам будет трудно без Михаила Михайловича. Но это малые трудности. Большие трудности состоят в том, что таких людей вообще очень мало. Людей, которые стоят перед Отечеством и работают на ниве духовного просвещения, во все времена было немного: немного их было и в 14-м, 15-м, 17-м, 19-м веке. Сейчас их почти совсем нет. Но эти люди и есть та закваска, которой силён наш народ, это соль нашей земли. Одним из таких людей и был Михаил Михайлович Дунаев.

Он был необыкновенно целостным человеком: ни мысль, ни слово, ни дело никогда не расходились у Михаила Михайловича. Дай Бог каждому из нас быть хоть как-то похожими на него. Мы, конечно, верим, что Господь упокоит его в селениях праведных. Вечная ему память.

***

Также Валентин Владимирович Лебедев отмечает деловые качества Михаила Михайловича и его прекрасную эрудицию: «Он знал больше, чем какая-либо компьютерная программа». Михаил Михайлович сотрудничал с журналом с 1991 г. и всегда проявлял себя как прекрасный организатор, находивший деньги на самые разные проекты, а часто – жертвовавший собственные сбережения. Он был не только деятельным членом редколлегии «Православной беседы», но и её активным распространителем.

 

Олеся Николаева, поэт

- Это был человек кроткий. И мы могли воочию видеть сияющие из его глаз кротость и смирение. Именно в этом и была какая-то удивительная роль, которую он играл в жизни людей, с ним сталкивавшихся. Так понимаешь, что смирение - это не набор каких-то формальных приёмов, а действительно очень глубокий дар, который вынашивает в себе человек, и в его поведении это выражается в какой-то невероятной чуткости к другому человеку, в душевной гибкости, в ощущении того, что мы называем тактичностью или деликатностью, в умении всегда оказаться на своём месте, но при этом сохранить незаметность. Так воочию понимаешь, что смиренный человек, где бы он ни находился, всегда находится на своём месте. Поскольку место в разных ситуациях меняется, то это, конечно, требует глубоких душевных чувств, таких, как искусство отзывчивости.

Конечно, он был человеком очень добрым. Это был человек очень незлобивый, незлопамятный и всегда сохранявший в себе удивительную весёлость, радость. Это был человек, который нёс тебе утешение, сорадовался твоим радостям,мог разделить твои скорби своим сочувствием. Именно такой характер Михаила Михайловича сделал его способным к тому, чтобы заниматься русской литературой. Он, в общем, и сам был героем русской литературы.

***

Также поэтесса Олеся Николаева отмечает большую скромность, даже аскетичность покойного: Михаил Михайлович почти в буквальном смысле не имел двух одежд.

 

Профессор Московской духовной академии протоиерей Владислав Цыпин познакомился с Михаилом Михайловичем во время вступительных экзаменов на филологический факультет МГУ, и с тех пор они общались постоянно. Потом – стали вместе преподавать в Московской духовной академии, и, как заметил отец Владислав, это была не совсем привычная ситуация: он работал рядом со многими старыми знакомыми, но при этом чаще всего исчезала простота отношений. «Только с ним мы остались на “ты”», – подчеркнул батюшка.

В студенческие годы Михаил Михайлович не был сознательно верующим человеком: он шёл к Православию постепенно, к этому подталкивали и разговоры с друзьями, и, конечно же, русская литература, которой он отдал всю жизнь. Из писателей-классиков в молодости Дунаев больше всего любил Чехова, а потом – Шмелёва, о котором написал кандидатскую диссертацию. Эти два автора повлияли не только на научные работы Михаила Михайловича, но и в большой степени на него самого.

Уже в 80-х годах Дунаев стал публиковать литературоведческие работы. По воспоминаниям отца Владислава, особенный резонанс вызвала тогда статья о рок-музыке в журнале «Москва», где автор высказался с предельной категоричностью. Его и впоследствии часто обвиняли в ригоризме, чрезмерной строгости оценок – но Михаил Михайлович никогда от собственных слов не отказывался и всегда открыто защищал свою позицию, что вызывало только уважение.

 

Заведующий кафедрой филологии МДА профессор Владимир Михайлович Кириллин начал рассказ с шутливого замечания: «Так случилось, что стал начальником Михаила Михайловича, хотя, конечно, никакой я не начальник». Дунаев много лет читал в МДА курс церковной археологии, а затем – и разработанный им самим предмет «Христианство и русская литература», который после смерти учёного признали авторским. Академия долго билась над тем, чтобы найти специалиста, способного на таком же уровне говорить со студентами о литературе, но пока такого человека нет. «С уходом Михаила Михайловича не нашлось ему замены», - отметил Кириллин.

 

 

 

 

А телеведущий, автор программы «Кто мы?», Феликс Вельевич Разумовский впервые увидел имя «Михаил Дунаев» ровно тридцать лет назад. Тогда в издательстве «Искусство» его попросили написать рецензию на рукопись никому не известного автора, и Разумовский, не задумываясь, с плеча раскритиковал предложенный текст. Эта «стычка», как бывает часто, вылилась в многолетнюю искреннюю дружбу и плодотворное сотрудничество – в том числе и на телевидении, где профессор Дунаев любил и умел работать.

Одна из историй, запомнившихся Разумовскому, такова. Однажды – ещё в советские годы – в деревню, где они жили по соседству, приехал молодой священник Владислав Цыпин. Он освятил дом Дунаева, а потом друзья собрались приготовить обед и поняли, что продовольствие закончилось. Пришлось идти в сельмаг, располагавшийся за несколько километров, в соседней деревне.

К магазину только что подъехала машина с продуктами, и у двери, как всегда, стояла огромная очередь: на всех привезённого явно не хватало. Магазинное начальство увидело подошедших друзей и предложило простую сделку: разгружаете машину, а взамен пустим без очереди.

Когда продукты перенесли в магазин, оказалось, что машина привезла пятьдесят ящиков водки, несколько мешков хлеба, ящик мороженой рыбы и ящик повидла. Ничего больше в магазине не было, и, видимо, никогда не бывало, да и это люди расхватывали за минуты. Получив «в награду» бутылку водки, друзья пошли домой, и по дороге Михаил Михайлович не сдержал чувств, пытаясь хоть как-то понять эту горькую и абсурдную ситуацию.

«Он был удивительно русским человеком, при этом очень реалистическим», – вспоминал Разумовский. В годы перестройки Дунаев – талантливый публицист, автор глубоких статей – не был принят ни в одном из литературных лагерей. Как не была принята его работа о русском самосознании, отвергнутая и либеральным «Новым миром», и патриотическим «Нашим современником» (в последнем случае – из-за ссылки на академика Д.С. Лихачёва: «Это не наш человек», – объяснили Дунаеву в редакции).

Не прижился он тогда и на телевидении, куда его привёл прославленный критик Владимир Лакшин. В начале 80-х Михаил Михайлович стал вести передачу на учебной программе, но после нескольких выпусков его сняли с эфира: уж больно не соответствовал Дунаев тогдашней советской конъюнктуре. И что тогда, что в девяностые годы, что перед самой смертью он оставался самим собой – человеком с русским самосознанием, и притом очень бескомпромиссным.

Михаил Михайлович не терпел никакой пошлости, никакой безвкусицы ни в чём – ни в отношении к языку, ни в выборе танцевальной музыки. Он жил погружённым в ту русскую культуру, которую призывал любить и о которой писал в каждой своей работе.

***

- Ваши шаги к истории через архитектуру совпали с движением к вере?

- Да, все оказалось взаимосвязанным. Где-то к концу института, годам к двадцати двум, сложилось полное понимание и убеждение, что и советский, и «интеллигентский» взгляд на мир упирается в пустоту. Вот тут, как это всегда бывает, Господь посылает нужных людей и в итоге все устраивает, несмотря на трудности. Не могу не вспомнить человека, который приобщил меня и все мое семейство к церковной жизни. Это Михаил Михайлович Дунаев, впоследствии профессор Московской духовной академии и замечательный православный публицист. Будучи профессиональным филологом, он в то же время прекрасно знал и любил старые русские города, чувствовал красоту их архитектурных пейзажей. В те годы вместе с ним я часто посещал церковь на Ордынке в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость», особенно когда там служил владыка Киприан (Зернов). Это было замечательное время – время обретения.

 

Как вспоминает профессор МДА Алексей Константинович Светозарский, часто во время собраний в профессорской Дунаев подходил к нему и заговорщическим тоном предлагал новый номер журнала "Православной беседы": «Никому больше!». Стоило оглянуться, и оказывалось, что почти у каждого этот экземпляр выглядывает из сумки.

 

 

 

 

 

Слово Святейшего Патриарха Алексия II Московского и всея Руси на кончину М.М. Дунаева

ЕГО ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕНСТВУ, ВЫСОКОПРЕОСВЯЩЕННЕЙШЕМУ ЕВГЕНИЮ, АРХИЕПИСКОПУ ВЕРЕЙСКОМУ, РЕКТОРУ МОСКОВСКИХ ДУХОВНЫХ АКАДЕМИИ И СЕМИНАРИИ; ПРОФЕССОРКО-ПРЕПОДАВАТЕЛЬСКОЙ КОРПОРАЦИИ, УЧАЩИМ И УЧАЩИМСЯ МОСКОВСКИХ ДУХОВНЫХ ШКОЛ

Ваше Высокопреосвященство, всечестные отцы, дорогие братья и сестры!

Со скорбью воспринял весть о кончине крупного исследователя отечественной литературы и плодовитого публициста, доктора богословия, профессора Московской духовной академии Михаила Михайловича Дунаева.

Выражаю искреннее соболезнование и сочувствие Вам, дорогой Владыка Ректор, начальствующим, учащим и учащимся, всем родным и близким покойного.

Почти двадцать лет тому назад войдя под своды Московской духовной академии, Михаил Михайлович все эти годы трудился в её стенах, принеся обильные плоды не только в области богословского образования будущих пастырей и церковных ученых, но и на ниве церковного просвещения мирян. Имя профессора Дунаева известно как в академических кругах, так и среди рядовых верующих, многим из которых книги и статьи почившего помогли по-новому увидеть светскую культуру. Многотомный труд М.М. Дунаева «Христианство и литература» до сих пор не имеет себе равных по охвату отечественной литературы работ. Характерное для его научного метода применение христианской меры к исследуемому предмету свидетельствует об искренней вере почившего профессора, его стремлении к Истине.

За годы своей педагогической деятельности Михаил Михайлович немало потрудился во славу Божию и на благо нашей Святой Церкви.

Ныне Господь призвал в обители небесные усердного труженика, всей своей жизнью явившего пример горячей веры и преданности своему призванию.

С непреложным упованием на милость Божию возношу молитвы ко Господу и Спасителю нашему Иисусу Христу, да сопричтет Он раба своего Михаила с праведными, нас же, скорбящих, помилует и утешит.

Вечная память новопреставленному рабу Божию Михаилу.

ПАТРИАРХ МОСКОВСКИЙ И ВСЕЯ РУСИ АЛЕКСИЙ (05.09.2008 г.)

 

Художник Михаил Иванович Пузырев написал портрет Михаила Михайловича Дунаева.

По материалам сайта "Татьянин День"